Серджио Краньотти: «Я отдал футболу, не только «Лацио»

Серджио Краньотти

Серджио Краньотти

Вернуться на улицу Каппуччини после стольких лет, чтобы поговорить о Лацио и скудетто, – это вызывает у меня невероятные эмоции. Я переношусь мыслями в те дни, и кажется, что прошло всего несколько месяцев, на самом же деле – почти 11 лет. И почти 9 с того холодного январского дня, когда Серджио Краньотти был вынужден покинуть Лацио, оставить улицу Валенциани (где находится официальная штаб-квартира и клуба, и «Чирио») под градом оскорблений и плевков, пинков по машине, камней и бутылок. Таким был уход со сцены самого успешного президента за многолетнюю историю этого клуба.

Я иду по улице Валенциани, и каждый булыжник, каждый изгиб улицы мне что-нибудь напоминает. Ночные засады в ожидании увидеть в дверях элегантного здания, расположенного в нескольких шагах от площади Барберини, звезд, цвет итальянского и мирового футбола. Мы выходим на улицу Каппуччни и как будто попадаем ко двору, ведь Краньотти в свои золотые годы, бесспорно, был звездой, королем итальянского футбола. Он был президентом, который мог рано утром улететь частным самолетом в Белград с контрактом на покупку Станковича за 25 млрд., а через несколько часов после этого отправиться в Милан на собрание Лиги с подписанным контрактом «в рукаве» при всеобщем неведении и незнании даже тех (Франо Сенси, например), кто только что уверял всех, что только Рома может купить Станковича, восходящую звезду сербского футбола и 19-летнего капитана Красной Звезды. Вот я приближаюсь к двери, и, кажется, будто вижу броневики, которые были посланы на защиту Краньотти и его семьи от разъяренной толпы фанатов, протестующих против продажи Недведа. Приезжает Массимо Краньотти, паркует свой Смарт, и пока мы приветствуем друг друга, память уносит меня в прошлое, когда еще молодым главным менеджером Лацио ему удалось завоевать Япа Стама в блицкриге, достойном его отца, благодаря содействию Винченцо Морабито. Разум – узник памяти, но возвращается к реальности, когда из-за угла показывается Бобо, пес Краньотти. Да, Бобо, как и Виери. А вслед за Бобо появляется, улыбаясь, как всегда, элегантный мужчина, которому 9 января 2010 года исполнилось 70 лет, но выглядит он лет на 20 моложе. Улыбка, рукопожатие, мы входим в здание на улице Каппуччини и попадаем в офис на первом этаже, с большим столом для собраний, заваленным бумагами и документами по процессу «Чирио», а в углу – модель стадиона в виде пирамиды. Проект 2000 года, который кажется футуристичным даже спустя десять лет.

Мы садимся, а Бобо слоняется по комнате. Он настоящий хозяин в доме. И вдруг вся моя работа по подготовке к интервью совершенно теряет смысл. Приходится идти на ощупь, инстинктивно, начинать разговор не с конца эры Краньотти, а с ее расцвета. Начинаем с 18:04 14 мая 2000 года, с первых эмоций после финального свистка Коллины в Перужде, прозвучавшего в Риме по радио, с голоса Риккардо Кукки, который объявил о завоевании второго скудетто в истории Лацио.

«Один из лучших дней в моей жизни. Я добился больших успехов в своей предпринимательской карьере, но ни один из них не сравнится по силе эмоций с этим триумфом. Ничто не может подарить таких эмоций, какие испытываешь от футбола. Это был день мой славы, день, который выразил суть этого клуба, пережившего за свою историю много взлетов и падений. И чаще это были падения, чем взлеты, – смеется, – по крайней мере, пока мы не пришли. В тот день я видел, как люди счастливы, как будто им в одно мгновение удалось освободиться от огромного груза после долгих лет страданий и лишений. Этот рев стадиона после финального свистка Коллины в Перудже длился вечность. Он до сих пор стоит в голове. Вопль свободы. За 100-летнюю историю футбола в Италии никогда не было ничего подобного. Почти 70 тысяч человек было заперто внутри стадиона еще в течение часа после окончания игры, а полгорода прильнуло к экранам телевизоров или динамикам радио, чтобы узнать приговор этого сезона, все были подвешены между адом новых разочарований и осуществлением заветной мечты, которая для болельщиков как билет в рай. И это после того, как годом раньше дверь туда захлопнулась перед носом. Мы попали прямо в рай после одного из самых фантастических дней в истории итальянского футбола. Поэтому то скудетто навсегда останется особенным. Поэтому у каждого из нас запечатлелись в памяти, как фотографии, неизгладимые образы этого дня.»

Историю о Лацио-обладателе скудетто можно начать только с выбора Эрикссона. По мнению некоторых, он был сделан от безысходности, но Краньотти отрицает это без малейшего колебания.

«Нет, Эрикссон был основным вариантом. Я не знал его лично, поэтому, прежде чем остановить свой выбор на нем, я много раз встречался с ним в Милане. На меня произвело огромное впечатление и в конечном итоге убедило поручить именно ему проект Лацио его потрясающее умение общаться. Его манера выражать свои мысли, умение и смотреть далеко вперед, и принимать повседневные решения. Достаточно было всего нескольких встреч, чтобы найти общий язык, определить стратегию развития клуба и методы, необходимые для приведения команды к победе. Но поразило меня больше всего то, что он всегда говорил не от своего имени, а от имени своих сотрудников, команды, которую он создал и решил привезти с собой в Рим. Взять его значило принять и всю бригаду персонала. Серьезная трата для клуба, но я не думал дважды, прежде чем сказать да.»

Свен-Горан Эрикссон и Роберто Манчини
Свен-Горан Эрикссон и Роберто Манчини

И сделка сразу оправдала себя. В первый же год Эрикссон приводит Лацио к возможности выиграть скудетто, возможности играть (но проиграть) в первом в истории бьянкочелесте финале Кубка УЕФА на Парк де Пренс и, самое главное, победить в Кубке Италии. Первый трофей, завоеванный Лацио Краньотти, отделяли от предыдущего скудетто 24 года, и ровно 40 лет прошло с момента первой победы в Кубке Италии. Но, несмотря на этот успех и победу в Суперкубке, контракт оказывается на грани расторжения, потому что кто-то из окружения Краньотти настаивает на найме Фабио Капелло. Эрикссона спас успех в финале Кубка Кубков в Бирмингеме буквально на глазах у Фабио Капелло, присутствовавшего в этот день в качестве приглашенного комментатора у Бруно Фиццулы.

«Это правда, – подтверждает Краньотти, – Капелло рассматривался. Я обдумывал возможность доверить ему руководство, так как был разочарован эпилогом чемпионата, в котором Лацио выступал более чем уверенно. Все же нам не удалось прийти с Капелло к соглашению, и в итоге я решил идти дальше вместе с Эрикссоном. И это был правильный выбор, потому что на следующий год мы выиграли скудетто.»

В футболе полно общих мест, всяческих ЕСЛИ БЫ и НО. И одно из таких ЕСЛИ БЫ заключается в том, что, возможно, Лацио с Краньотти выиграл слишком мало и что под руководством другого тренера мог бы выиграть и больше, намного больше.

«Мы все видели, как трудно победить в итальянском чемпионате, в том числе по причинам, которые не имеют к футболу прямого отношения. И я имею в виду причины спортивной политики и управления в итальянском футболе. Не говоря уже о конкуренции, которая тогда была очень острой, а не как сегодня, когда есть бесспорный лидер, Интер, а другим остается подбирать крохи. Тогда было 6-7 клубов, за спиной которых стояли крупные бизнес-корпорации, индустриальные группы, чьи финансовые возможности позволяли рассчитывать на победу в скудетто. А победить было важно, поскольку это очень улучшало имидж. Но задача была крайне сложной. Однако нам удалось победить, и это в первую очередь заслуга именно тренера, Эрикссона, ведь ни, к примеру, Моратти, Танци или Чекки Гори в те годы не выиграли. Но команда с тем составом, безусловно, заслуживала больше побед: она была создана для того, чтобы завоевать больше побед. Тот же Фабио Капелло, которого я встретил несколько лет спустя, сказал мне: «Президент, при такой-то команде Вы мало выигрывали». И он был прав, но была еще одна причина, почему побед было меньше, чем хотелось бы – сказка закончилась с победой в скудетто, с уходом Эрикссона. Скудетто отнял у него слишком много сил и энергии. Он устал, он хотел уделять больше времени себе, и когда поступило предложение из Англии, крепость пала. Дзофф был очень хорош в восстановлении прежних отношений, но к тому времени ущерб был уже нанесен непоправимый. Это преступление, потому что, по моему мнению, Лацио сезона 2000-2001 был даже сильнее, чем тот, что выиграл чемпионат годом раньше.»

Он остановился, будто только что сказанное заставило его перенестись в те бедственные годы. Тень грусти или сожаления исчезает почти сразу, потому что гордость берет верх.

«Мы выиграли мало по сравнению с тем, что мы могли бы выиграть, — повторяет он, — но удача тоже не всегда была на нашей стороне. В 99-м мы проиграли чемпионат из-за одного очка, но мы были вынуждены в течение всего первого тура отказаться от Несты и Виери, у которых серьезно были повреждены связки. Вы верите, что Рома выиграла бы скудетто в 2001 году, если бы половину сезона не имела в своем распоряжении Самуэля и Тотти? Или Ювентус в 2002 году выиграл бы без Тюрама и Трезеге? В футболе удача имеет огромное значение, ведь, как вы понимаете, достаточно одного незасчитанного гола в решающем матче, комка земли, изменяющего траекторию движения мяча или серьезной травмы ключевого игрока, чтобы даже идеальный проект потерпел неудачу. Это правда, что мы могли бы выиграть больше, но мы выиграли достаточно много. Мы поднялись к вершинам классификации и по версии УЕФА, и среди клубных команд. Сколько итальянских клубов за последние 50 лет достигло таких результатов? Мало, может только Милан и Ювентус, ну и мы, конечно. Даже Интеру Моратти это не под силу, а он вот уже несколько лет является в Италии безусловным фаворитом и выиграл Лигу Чемпионов. Причем Моратти вложил гораздо больше, чем мы и пользуется властью, которой у нас никогда не было».

Лацио времен Краньотти
«Лацио» времен Краньотти

В последнем заявлении, пожалуй, упомянута главная причина разочарования для многих – слишком много политики, борьбы сильных мира сего, которая всегда влияет на результаты матчей или даже ход всего чемпионата. Кальчополи был разоблачен, но уже в золотые годы руководства Краньотти посылал четкие сигналы о своем существовании. Как, например, в конце чемпионата 1998-1999 гг.

«Все это было странно. Я всегда участвовал с большим энтузиазмом в деятельности Лиги именно потому, что футбол заслуживает доверия, потому, что все решается всегда только на поле. Психологическое давление на арбитров определенных клубов всегда было и всегда будет. По крайней мере, пока судьи не станут полностью независимыми. Я никогда не верил в полную автономность тех, кто должен судить игры, и тех, кто управляет этой машиной. Но это часть итальянской государственной системы, потому что так дела обстоят во всех областях, от политики до экономики, даже судебной системы это касается. И именно отсутствие независимости со стороны тех, кто управляет футболом, и другими видами деятельности, сдерживает развитие страны».

А то, что произошло в сезоне 1999-2000, в предпоследнем туре сезона, когда после ничейного гола Пармы в ворота Ювентуса из-за мифического фола, якобы зафиксированного Де Сантисом, мир футбола восстал? На следующий день после этого Кандидо Каннаво, редактор La Gazzetta Dello Sport, пишет редакционную статью о Моджи и Ювентусе во главе триады. И Краньотти, и Эрикссон оставили свой традиционный апломб, бросая очень конкретные обвинения.

«Моментов, подобных этому, мы пережили очень много за эти годы. В Италии очень сложно выиграть, все президенты хотят пережить свой день славы, и при паритете на первый план выходят их деловые связи в Италии, и каждый использует их по-разному. Влияние крупных персонажей, таких как Аньелли или Берлускони, может оказать такое психологическое давление, которое уже выходит за чисто спортивные рамки.»

Главными героями истории с Пармой-Ювентусом были те же люди, которые потом были разоблачены в ходе расследования Кальчополи. Моджи, Джираудо, Де Сантис…

«Даже тогда мы все держали глаза открытыми и видели, что происходит. И мы выражали протесты, апеллировали к правилам. Но некоторые клубы создавали такие организации, деятельность которых пересекалась с системой управления футболом, что позволяло им влиять на разных уровнях на исходы матчей и даже на итоги чемпионатов. После того матча Ювентус-Парма волна возмущения привела к тому, что произошло в следующее воскресенье в Перудже.»

7 мая 2000 года.
«Ювентус» — «Парма» 1:014 мая 2000 года.
«Перуджа» — «Ювентус» 1:0

И если говорить о «секретных комнатах», в ту неделю много говорилось о Гауччи и о Перудже, судьи уже как год до этого были отрицательно настроены в отношении Лацио. Среди множества высказываний, которые раздавались в то время, было одно, на собрании Ромы Гауччи. Оно принадлежало Чезаре Джеронци, главе «Capitalia» и тайному покровителю Ромы и Лацио. Но в то же время Фиорентина, Парма и Перуджа вместе с Чекки Гори, Танци и Гауччи были крепко связаны с банком виа дель Корсо или «Mediocredito Centrale», который находился в руках президента Федерации Футбола и члена совет директоров «Banca di Roma» Франко Карраро. Так что же он сказал?

«Я не знаю, что дал созыв Гауччи – , говорил он, пряча правду за улыбкой, – но Рим – важный город, столица, и, как мы уже говорили ранее, нужно переместить ось развития итальянского футбола на юг, преодолев гегемонию таких городов как Турин и Милан, которые всегда доминировали. Так как Рим город больше политический, чем промышленный, нормально, что определенные личности оказывают влияние на римские клубы, и, как результат, на итальянский футбол. Потому что футбол может обеспечить пиар и много рекламы. И я не вижу ничего странного в том, что такие персоны как Джеронци оказываются замешанными в футбольных скандалах, которые затрагивают в том числе и Лацио, и город Рим и «Banca di Roma», который в этой истории стал отправной точкой. Как мы видели в истории с переходом Ромы от Сенси к американскому концерну. Футбол кроме того, что дает широкую известность, еще и является ключевым элементом в социально-политико-экономической структуре Италии, поэтому я считаю нормальным, что у каждого клуба есть покровитель, который защищает команду, за которую болеет или которая повышает престиж города. Достаточно вспомнить о том, как повлиял Андреотти на судьбы Ромы и Лацио. Это относится к Риму, но с таким же успехом это верно для Флоренции, Турина, Милана. Интересно поговорить о том, как повлияло наличие крупного банка – «Monte dei Paschi» из Сьены – на спортивное развитие города, в котором жителей меньше, чем в самом маленьком районе Рима, зато есть команда, которая занимает лидирующие позиции в итальянском баскетболе, и футбольную команду в элитном дивизионе? Деньги и власть всегда идут рука об руку с миром футбола. Всегда.»

Экономическая сторона становится важнее собственно спортивной. И это неизбежно, если учесть, что скудетто Лацио приходится на переломный период в итальянском футболе. И перелом был очень скандальный, связанный с изменением курса акций некоторых компаний. Лацио был первопроходцем – во время борьбы за эксклюзивные права на телевизионные трансляции или в использовании доходов от прироста капитала для увеличения бюджета в мае 1998 года (этому примеру два года спустя последовала Рома, а в 2001 году – Ювентус). И именно эти команды выиграли скудетто в те годы. Было ли это случайностью или следствием огромных вливаний в казну Лацио, Ромы и Ювентуса?

«Многие персоны, в том числе важные, подвергли критике размещение акций футбольных клубов на бирже. Я всегда считал подобную критику и такого рода остракизм глупыми, потому что итальянский футбол требует больших финансовых ресурсов, чтобы быть конкурентоспособными на международном уровне. Ведь футбол сейчас стал индустрией и, как любой индустрии, ей приходится иметь дело с глобализацией и с ростом конкуренции, когда на мировую арену выходят такие страны, которые еще несколько лет назад были абсолютно вне игры. Достаточно посмотреть на пример российского футбола и на тот импульс, который ему придали капиталы крупных нефтяных компаний или владельцев газовых месторождений. Или покупка арабскими инвесторами клубов в Англии и Испании, а также их недавние приобретения во Франции. Футбол вышел на уровень промышленности, он уже больше не часть общественной деятельности. А для тех, кто не обладал большими финансовыми ресурсами, размещение на фондовой бирже было единственной возможностью для получения необходимых средств для осуществления своих проектов, единственным способом оставаться конкурентоспособными. Планы Ювентуса проспонсировал ФИАТ и другие крупные инвесторы. Роме и Лацио это не удалось, поскольку иссякла поддержка важных инвесторов, таких как Франко Сенси и я. В Милане, возможно, наш проект бы и не провалился.»

Экономическая столица против политической столицы. Милан против Рима. И еще Турин: пытка, которая длится вот уже несколько десятилетий. Битва в футбольном мире, в которой сражался Краньотти бок о бок с Франко Сенси. Тандем, который вызвал в то время серьезные дискуссии.

«Франко и я боролись в течение многих лет, чтобы изменить историю и результаты «в ручную», и мы можем сказать, что мы выиграли эти сражения, потому что во время нашего руководства Рим стал настоящей столицей футбола, в том числе и в плане результатов. Мы сделали значительные инвестиции, чтобы поднять уровень южного футбола до возможности вести конкуренцию с доминирующим севером. И во много это заслуга именно Франко Сенси. До того, как мы пришли к руководству, ни один игрок не хотел приезжать в Рим. Но Рим был замечен крупными компаниями на севере, и они оценили его как интересный проект, который мог бы принести, при правильном подходе, прибыль. К нам приходили начинать молодые и талантливые ребята, которые затем отправлялись доигрывать карьеру в Милан, Интер и Ювентус. Все захотели принять участие в проектах Лацио и Ромы под нашим руководством, чтобы выиграть, потому что победа здесь имела особое значение. Потом что-то сломалось в столице, и сегодня мы снова у того же корыта, как когда я и Франко Сенси только встали у руля Лацио и Ромы».

Понятно, что за этим «что-то сломалось» стоит очень многое, но хватит кусать губы. Сменим тему, вернемся к разговору о футболе, о его отношениях с Эрикссоном и с командой. Особенно в год триумфального скудетто.

«Участие президента имеет важное значение в управлении клубом и в разработке технической стратегии игры. Не в смысле замены тренеров, как это делали и делают некоторые мои коллеги, а в плане оценки психологического настроя команды на предстоящий матч. В год скудетто я приезжал почти каждую неделю, оценивал команду именно с этой точки зрения, потому сразу замечал, когда что-то пошло не так. Я проводил целые дни в Формелло, разговаривая с Эрикссоном и с игроками, чтобы понять, найти причины, из-за которых результаты так нестабильны. Иногда я шел на провокации, чтобы получить реакцию в ответ. Я заставлял игроков раскрываться, но никогда не посягал на святость раздевалки. Поэтому всегда оставался как бы в стороне. Чтобы наблюдать, понимать, находить проблему и решать ее. Тогда-то я окончательно и понял, что это был состав великих игроков, некоторые из которых обладали еще и невероятной харизмой, но в целом это был, пожалуй, состав слишком хрупкий, возможно, слишком взволнованный и зависимый от римских реалий, которые безусловно являются уникальными для футбольной Италии. Рим – город, который очень отвлекает игроков. Ребята приезжают сюда с других континентов, из совершенно разных миров, и поэтому нуждаются в постоянном психологическом руководстве, чтобы не оказаться на неверном пути, а потом кануть в небытие».

Серджио Краньотти и Павел Недвед
Серджио Краньотти и Павел Недвед

Краньотти произносит имена своих чемпионов с большой гордостью. У всех в памяти остался тот Краньотти, который истратит последние деньги, останется ни с чем, но купит лучших из лучших. Это верно, но только отчасти. Потому что в то время, как другие ставили на неизвестных игроков и подсчитывали прибыль от копеечных покупок или приглашали даже не игроков, которые путешествовали с командой, чтобы поднять ее рейтинг и пополнить бюджет, Краньотти умножал капитал с настоящими игроками. Потому что, купив за 52 млрд. Виери (на самом деле он заплатил ему «всего» 17 млрд., потому что Атлетико Мадрид должен был Лацио 35 млрд. за Юговича и Шамота), он продал его через год Интеру за 90 млрд: 70 млрд. наличными плюс Симеоне. Не говоря уже о Вероне, купленном у Пармы за 42 млрд., а затем проданному Манчестер Юнайтед за 75. Или Павле Недведе, стоившем в 1996 году 8 млрд. (еще до его участия в Чемпионате Европы в Англии) и проданным в 2001 за 65 — Ювентусу. Но несмотря на такую прибыль, проект Лацио провалился. И это до сих пор не дает покоя Краньотти.

«К моему большому сожалению, я наметил путь, который не удалось пройти до конца из-за тяжелого экономического кризиса, который ударил по основному инвестору клуба, я имею в виду «Чирио». И Лацио больше всех пострадал от последствий этого кризиса. Лацио вдруг оказался без поддержки, без каких-либо ясных перспектив, но долговая ситуация не вызывала тревоги, потому что в активе у нас были очень крупные игроки, потому что продав их, мы могли пополнить свой бюджет, как это было летом 2002 года. Продажа Несты и Креспо принесли более 70 миллионов евро. Но даже несмотря на потерю таких игроков, уже через год команда боролась за чемпионский титул и пробилась в Лигу Чемпионов. Я оставил баланс клуба 31 декабря 2002 года, отвечающий нуждам проекта. У нас был крупный капитал – игроки, одни из лучших в Италии и Европе, и я убедил крупных международных предпринимателей инвестировать в Лацио. Я планировал размежевать клуб, отделить команду от маркетингового сектора или от отдела связи или от менеджмента Формелло, создавая другие компании. Об этом я говорил с Каддафи, с Мердоком, с Бертарелли. Был очень хороший план, который сорвался по воле «Banca di Roma». И спустя годы все говорят об управлении Краньотти, но никто не вспоминает, что случилось после того, как я покинул «Capitalia» по требованию того, кто ею управлял (очевидная отсылка к Джеронци, хоть это имя он никогда и не называл, прим. ред.). Никто не говорит о тех 16 месяцах, которые имеют важное значение в определении экономической ситуации, унаследованной Лотито. И даже Лотито всегда говорит о Краньотти-президенте, но никогда не упоминает, что случилось после того как я ушел со сцены. Никто никогда не говорит о том, что в увеличении капитала летом 2002 года я тоже участвовал, но не фигурировал официально: 120 миллионов, это деньги, которые не пошли ни на погашение 40-миллионного долга перед налоговой, ни на оплату других долгов. На эти деньги мы могли бы продолжать работать на том уровне, на котором делали это в предыдущие 10 лет, не говоря уже о том, что я в тот момент продвигал проект стадиона. Мой первый проект многофункционального стадиона относится к 1998 году, уже 2011, а мы все еще говорим о стадионах в Риме. Первый построил Ювентус. Наши планы даже в этом обгоняли конкурентов на 10 лет. Но 1 января 2003 года «Banca di Roma» захотел взять под свой контроль Лацио. Вот где следует искать причины провала этого проекта и того, почему в течение короткого времени долги Лацио так значительно возросли. И я ее уже назвал: Краньотти вышел из дела, проект был передан случайным людям, людям, которые не имели необходимого масштабного взгляда и, следовательно, не принесли клубу никакой прибыли, а лишь повышали заработную плату и расходы по управлению. Это правда, написанная черным по белому в документах клуба.»

Lazio_big_01Lazio_big_02Lazio_big_03Lazio_big_04Lazio_big_05Lazio_big_06Lazio_big_07Lazio_big_08Lazio_big_09Lazio_big_10

Я спрашиваю, положило ли скудетто конец этому проекту-Лацио, который приносил больше расходов, чем доходов. Его передергивает, и тоном почти сердитым и сухим он отвечает: «НЕТ». А затем объясняет, почему.

«Победа в чемпионате должна была быть в начале этого проекта, должна была быть отправной точкой для достижения еще более важных целей. Но уже не было Эрикссона, который являлся ключевым элементом для завершения этого проекта.»

Да, Свен Горан Эрикссон, тренер молчаливый и спокойный, который сразу же после победы в скудетто пришел к Краньотти и сказал ему, что эта команда должна быть полностью переформирована. Краньотти не согласился с этим, хотя его всегда обвиняли как раз в том, что он создает, а потом легко ломает «игрушку», не давая ей возможности раскрыть свой потенциал. И если сегодня он о чем-то и жалеет, так о том, что не послушал своего тренера.

«Он пришел ко мне, и с решимостью сказал: «Президент, мы должны продать всех и начать новый технический проект. Оставим, конечно, какие-то ключевые элементы». Он был прав, но если бы я это сделал, то поднялась бы революция, потому что в футболе все хотят принимать участие – нужно подумать и о болельщиках, притом не в последнюю очередь. Все хотят сказать свое слово и повлиять каким-нибудь образом на решения. Единственное, что никто не ставит под сомнение, это результат. И если результат положительный, тебе простят все что угодно, но если он отрицательный – ты некомпетентен и должен уйти.»

И он ушел, был вынужден покинуть Лацио Манчини, оставив команду наверху таблицы и в разгаре борьбы за скудетто. Его заставили уйти из клуба после десяти лет руководства, за которые он столько сделал для футбола, и за которые много получил от него.

«Это правда, я выиграл много, и футбол мне многое дал, но подводя итог, я чувствую, что отдал футболу, не только Лацио, а вообще итальянскому футболу, невероятно много. Я принес много новых идей, иногда казался сумасшедшим, а иногда провидцем. После травмы Несты на ЧМ 1998 года в сборной, я выдвинул провокационные обвинения, требовал возмещения ущерба, причиненного Федерацией Футбола этим случаем. Бессмысленно вкладывать миллионы евро, в первоклассного игрока и отдавать его потом на один или два месяца в год в сборную, не получая ничего взамен, и никакой компенсации в случае травмы. Я высказал этот протест в 1998 году, а сейчас и ФИФА, и УЕФА поняли, что сборные не могут использовать игроков для участия в таких турнирах, как мировой чемпионат, не давая ничего взамен клубам, которые предоставляют игроков и должны в период, когда футболисты играют в сборных, продолжать платить им миллионные гонорары. Это все равно, если кто-то решит в августе отправиться на Изумрудное побережье на чужую виллу, не платя арендную плату, но потребует, чтобы холодильник каждый день был полон лососем, икрой и шампанским. Это бессмысленно. Я привнес много идей в мир футбола, я отдал очень много, и я убежден, что отдача была несоразмерно мала, особенно это касается инноваций, нововведений – развитие мира по-прежнему привязано к жестким и устаревшим моделям. Даже такой город, как Рим, столицу, я считаю очень провинциальным в некоторых аспектах жизни. И это было большим препятствием для меня, потому что когда ты всегда упорно трудишься, но идешь против ветра, трудно продвинуться вперед, а иногда даже просто устоять на ногах.»

И говоря о встречном ветре, нельзя не оценить настоящее состояние Лацио, ведь ветер дует против его движения с годами все сильнее и сильнее. Краньотти одержал много побед, но не меньше его обвиняли в ошибках, порой очень жестко, хотя впоследствии иногда признавали, что были неправы. Лотито, однако, никогда не признавал свою неправоту, даже при очевидных ошибках в руководстве. Может быть, поэтому об уходе Краньотти каждый день вспоминают с сожалением, а его преемник, Клаудио Лотито, скорее всего, запомнится как самый ненавистный президент в истории Лацио.

«Лотито на посту президента в целом не навредил клубу. Что-то он делал хорошо, что-то хуже, но в итоге его руководство не катастрофично, даже если у нас иной взгляд на то, как нужно управлять клубом. Пожалуй, единственное в его президентстве, что имеет серьезные последствия, это неумение или нежелание общаться и обсуждать свои планы, свои мысли и идеи. Как будто он не понимает, что футбольный клуб – это общество, которое держится в первую очередь на взаимопонимании. Это не только организация, основывающаяся на экономической и спортивной деятельности, но и возможность войти в семьи, завоевать сердца многих людей, которые любят футбол и любят клуб. Потому что в конечном счете это все для болельщиков – и идея чемпионата, цвета формы и флага. Это не клуб придумал любовь к клубной символике, а именно тифози. И никто не простил Лотито то, как он неуважительно относился к традициям клуба, своим отношением оскорблял болельщиков, их идеи, их страсть, их мечты. А тифози нужно уважать. Но он просто запирается в Формелло, а все остальные остаются снаружи и не имеют никакой возможности участвовать в жизни клуба. А люди-то хотят участвовать, хотят мечтать, а не только слышать разговоры о цифрах и бюджете. Так что нужно найти правильный баланс, способ войти в контакт и найти взаимопонимание с людьми, и слушать, и угождать. Понятно, что выбор должен делать президент, и что план действий неизбежно зависит от имеющихся ресурсов, от средств, которыми он располагает и которые намерен вложить в дело. Но я думаю, главное, чего не хватает тифози Лацио, это уважения их эмоций и чувств. Это неотъемлемая часть футбольного мира, которая всегда на повестке дня. Но важно завоевать уважение, и в то же время самим уважать чувства людей, не отмахиваясь от эмоций, которые на самом деле пуповиной связывают тифози и команду, даже когда результаты совсем не впечатляющие. Но тут наоборот никто не хочет общаться, говорить о будущем, о том, что на самом деле запланировано. И клуб постепенно теряет доверие, некоторые игроки покинули и продолжают покидать команду, и другие, видя ситуацию со стороны, с большим трудом принимают предложения об игре в Лацио. И мало того, что это вредит репутации Лацио, так еще и усиливает напряженность внутри клуба.»

Sergio-Cragnotti_big_01Sergio-Cragnotti_big_02Sergio-Cragnotti_big_03Sergio-Cragnotti_big_04Sergio-Cragnotti_big_05Sergio-Cragnotti_big_06Sergio-Cragnotti_big_07Sergio-Cragnotti_big_08Sergio-Cragnotti_big_09Sergio-Cragnotti_big_10Sergio-Cragnotti_big_11Sergio-Cragnotti_big_12

«Наш футбол должен измениться, – с пылом продолжает Краньотти, – и подход к нему, и его содержание. Потому что постоянное вмешательство со стороны третьих лиц, и часто на законодательном уровне, препятствует развитию и мешает строить планы на будущее. Мы должны определиться, профессиональный ли у нас футбол и нацелен ли он только на получение экономического результата, прибыли, как, например, в американской спортивной модели, или же нам нужен «общественный» футбол, эдакая отдушина. В последнем случае государство должно вмешаться, принимая соответствующие законодательные решения, возможно, осуществлять программы по поддержке и финансовому стимулированию, как, к примеру, в других отраслях промышленности, в частности, автомобильной. В противном случае у нас не будет четкого направления для развития. У нас всегда будут дефицитные бюджеты, а предприниматели будут из собственного кармана компенсировать неудачи или вовсе будут доводить клубы до разорения. Будущее итальянского футбола зависит только от президентов и от их готовности к переменам, от их желания превратить футбол в серьезный промышленный «товар». Этого пока не произошло. Кстати, во многом поэтому провалилась идея о котировании акций на бирже – еще очень сильно не хватает индустриально-экономического мышления. Рассмотрим английский пример. У всех клубов бюджеты дефицитные, но у них есть притягательность для инвесторов, которой нет у наших клубов. Достаточно вспомнить, что удалось сделать арабам с Манчестер Сити. Но не только. Как только был выставлен на продажу Вест Хэм, который по уровню можно сравнить с итальянскими Кальяри или Ливорно, несмотря на долги клуба, от предложений о покупке не было отбоя. И даже Челлино предлагает такие цифры, которые никогда не вложил бы в Италии в Кальяри. Посмотрите на Манчестер Юнайтед, у которого такой долг, который привел бы любой итальянский клуб к банкротству, потому что ни один клуб в нашей стране не имеет ни силы, ни доверия для выпуска облигаций на 850 миллионов евро. А они сделали это и были полностью поддержаны, потому что в год они имеют прибыль в размере 80 миллионов евро. В Италии, наоборот, все президенты думают только о том, как сохранить контроль над клубом и власть, которая гарантирует право собственности на эти клубы. И если не изменить наш менталитет, мы обречены оставаться в середнячках и отдать все Англии, Испании и Германии.»

11 лет назад Лацио праздновал свое второе скудетто. А спустя одиннадцать лет от той команды уже не осталось ничего, только что запыленный герб клуба с 111-летней историей. Это преступление для клуба с таким огромным потенциалом. И многие задаются вопросом, что нас ждет, увидит ли Лацио в будущем какой-нибудь просвет.

«Зависит это исключительно от Лотито, – сдержанно отвечает Краньотти, – и от того, что он собирается делать. Хочет ли он дать этой команде и этому клубу блестящее футбольное будущее или хочет обречь их на безвестность, сделать подобие такого клуба, который участвует в чемпионате без каких либо амбиций и в один год займет 4-е место, а в другой — 10-е. Без динамики».

Хуан Себастьян Верон, Серджио Краньотти и Марсело Салас

Хуан Себастьян Верон, Серджио Краньотти и Марсело Салас

А у него были амбиции. Амбиции, которые помогли ему вывести малоизвестную команду Лацио (такую, какой он ее нарисовал под управлением Лотито) в лидеры и в мировом рейтинге (сейчас клуб находится на 102-м месте), и в рейтингах УЕФА и ФИФА. Золотой век, время великих игроков и невероятных эмоций, и, как всегда бывает, это оценено только теперь, когда все ушло. А в то время, как вы выигрываете, это расценивается как нормальное положение дел, нормальный порядок вещей, почти как должное. Несмотря на то, что лучшие игроки в мире носили футболку Лацио, а триумфы следовали один за другим. Сейчас же воспоминания о прошлом вызывают скорее не приятные эмоции, а приступ боли и досады. И не только у болельщиков, но и у 71-летнего человека, стильного, с обаятельной улыбкой. У человека, который изменил историю Лацио!

Стефано Греко, 8 сентября 2011 года.
Перевод и адаптация La Guardia.