Первый окинавский мастер Мацумура

Он и считается основателем одной из трех крупнейших окинавских школ боевых искусств Сюри-тэ. Точной даты его рождения история не сохранила, называют то 1792, то 1805, то 1809 года.

Мацумура с детства хотел заниматься боевыми искусствами, благо в его родной деревне Сюри проживало немало китайских мастеров. Но обстоятельства не позволяли ему полностью отдаться любимому делу — его слишком занимала работа по хозяйству, так как его семья содержала немало скота и владела несколькими гектарами полей, и за всем этим надо было постоянно следить. Правда, его отец Мацумура Софоку сам знал основы тодэ и даже кое-что из этого показал своему сыну. Ходили слухи, что он обучался то ли у самого Сакугавы, то ли у одного из его учеников, но сам старший Мацумура не опровергал и не подтверждал эти версии — в любом случае, они лишь способствовали росту его престижа. А престиж был нужен — клан Мацумура совсем недавно стал главенствовать в данной местности, и у него было еще немало недоброжелателей.

Поэтому старший Мацумура не очень хотел, чтобы его сын, на которого он возлагал столько надежд, посвящал слишком много времени занятиям тодэ. Хотя, как оказалось позже, и из этого можно было извлечь пользу. В восемнадцать лет Мацумура Сокон женится на молодой красавице E:наминэ Тирю, дочери весьма уважаемого и зажиточного гражданина Окинавы. Напомним — это был именно тот E:наминэ, который считался великолепным знатоком тодэ и обучался у китайского мастера. Свою школу старый E:наминэ не создал, считая, что вряд ли ему стоит тягаться в мастерстве с китайскими наставниками, но свою дочь сумел обучить тодэ отменно. Рассказывают, что когда юный Мацумура решил подкрасться к своей будущей невесте незаметно ночью в саду, то та, не узнав его, толкнула его столь мощно, что бедняга на мгновение потерял сознание, а очнулся привязанным веревкой к дереву!

Как не обидно было Мацумуре проиграть, пускай даже в шутку, поединок хрупкой девушке, он извлек из этого хороший урок. Прежде всего, он начал весьма терпеливо и тщательно выспрашивать у старого E:наминэ базовые упражнения тодэ, а затем, пользуясь своим положением мужа и главы семьи, заставлял Тирю рассказывать ему обо всем том, чему она училась. Мацумура быстро совершенствуется, но и это кажется ему недостаточным. И тогда он решает отправиться в Китай на поиски мастеров ушу.

Мацумура был отнюдь не первым из тех, кто понял, что истинная традиция боевых искусств лежит все же в Китае, а не на Окинаве. «Паломников за ушу» в Поднебесную империю в то время было немало, правда, большинство из них возвращались ни с чем, либо обучались весьма поверхностно. Но факт остается фактом — окинавцы направляли свои стопы не в Японию, не в поисках самурайского мастерства, а припадали к живительному источнику именно китайской боевой традиции. Все это хорошо демонстрирует отношение окинавцев как к китайским, так и к японским боевым искусствам — первые считались сакральными и таинственными, к ним стремились и их уважали. Вторых опасались, но научиться самурайским искусствам окинавцы, видимо, не особо стремились.

Прежде всего, Мацумура, зная многие неудачные попытки своих предшественников в путешествиях по Китаю, берет рекомендательное письмо от E:наминэ, в котором тот называет и имя своего учителя Ван Цзялиня и даже имена тех, у которых обучался сам его наставник. Фактически, такая бумага свидетельствовала о том, что человек получил истинную традицию по прямой линии, а, следовательно, достоин дальнейшего обучения.

В 1830 году Мацумура отплывает в Китай, где селится в уезде Путянь. Обучение в Китае резко меняет само отношение Мацумуры к боевым искусствам. Он видит, что за всем этим стоит целая система воспитания человека, сложнейший способ коммуникации человека со священной реальностью космоса. На Окинаве, где школы тодэ не были столь мощными и уже не несли в себе ту глубину мистической традиции, которая была присуща им в Китае, всей многогранности боевых искусств не было видно. Примечательно, что до этого времени ни одна из окинавских школ не имела названия, то есть не идентифицировала себя как вполне самостоятельная и закрытая общность. А именно эти черты были присущи в то время китайским боевым искусствам. И эту характерную особенность — закрытость школ ушу — и подмечает Мацумура в Китае. Подмечает, чтобы постараться воспроизвести на родной Окинаве.

Через несколько лет после возвращения на родину, он объявляет о создании школы, которую называет на чисто китайский манер «Сe:ринрю Гококу-ан-тодэ» — «Танское искусство Шаолиньского монастыря». Кстати, произносил он это название на китайский манер (здесь оно дано по-японски) и, не желая лицемерить, объяснял, что преподает именно китайское боевое искусство. Обратим внимание, что сегодня существует одно из современных направлений каратэ под таким же названием, но это не более чем дань древней окинавской традиции, генетически школа Мацумуры и одноименный стиль каратэ никак не связаны.

Именно Мацумура впервые выносит в название своей школы иероглифы Сe:рин — Шаолинь, тем самым явственно связывая себя со священным китайским первоистоком. Мацумура как бы подчеркивает, что занимается не каким-то окинава-тэ, но солидным и древним искусством шаолиньских монахов-бойцов, чей «исток мастерства лежит на Небе».

Правда, столь сложное и к тому же чисто традиционное китайское название практически не прижилось, и лишь члены школы Мацумуры использовали его. Местные же жители называли школу Мацумуры значительно проще — Сюри-тэ, что значит «стиль (рука) из деревни Сюри». Именно под этим названием Сюри-тэ вошла в историю не только школа Мацумуры — кстати, первая известная нам систематизированная школа тодэ — но и школы нескольких последующих поклонений его учеников. И именно от Сюри-тэ берет свое начало ниточка, которая через сто лет приведет нас к каратэ.

Из Китая Мацумура привозит несколько комплексов (таолу), на основе которых и строит свое обучение. В первоначальной версии его стиля таких комплексов было пять, один из которых выполнялся в паре и по китайской традиции включал в себя несколько сот разнообразных элементов. Но окинавцам такая структура показалась достаточно сложной. Дело в том, что на Окинаве испокон веков существовали свои боевые ритуальные танцы. Они могли длиться целый час, но базировались все же на повторении десятка достаточно простых элементов. К тому же в танце не требовалась ни особая сила удара, ни скорость — лишь предельная концентрация внимание на священнодействии. Но о времена Мацумуры танец постепенно утрачивает свое метафизическое осмысление — ведь в древности он символизировал приобщение человека к миру духов, именно в момент танца, человек, впадая в экстатическое состояние, становился способен общаться с тонким миром. Однако позже боевой танец превращается в красивый, но уже внутренне отмирающий ритуал, усохший до внешней формы. (Кстати, похожий процесс чуть позже произойдет и с ката в каратэ).

У окинавцев не сложилось столь трепетного и уважительного отношения к комплексам, как у китайцев. Для китайских последователей ушу таолу — это не просто набор движений, не комплекс приемов, но особый род священнодействия. Каждое таолу связано с реальным или легендарным учителем, а зачастую и с основателями китайской культурной традиции, например, с первоимператорами Фуси, Хуанди, а то и с самим Буддой. Поэтому, выполняя таолу, китаец осознает, что делает те же движения, испытывает те же переживания, что и великие мудрецы древности. В этом смысле комплекс священен и неизменен. Это символическое воплощение истинности жизни и чистоты традиции — некого Ритуала жизни (ли), о котором учил еще Конфуций.

Ни Окинава, ни Япония не испытывали такого священного трепета перед китайскими комплексами, и столь сильное переживание перед воспоминаниями о великих мудрецов им было незнакомо. К тому же Япония так и не сумела соприкоснуться с духом китайских мастеров, хотя зачастую тщательно имитировала систему китайского ушу. Но, видимо, имитации никогда не будет дано заметить истинность реального внутреннего переживания, «соприкосновения в духе» (шэнь хуэй), как называли это сами китайцы.

Китайская система многочисленных и сложных комплексов с многогранной активной медитаций в чистом виде на Окинаве не прижилась. И Мацумура, понимая это, идет на нарушение той традиции, которой сам обучался — постепенно уменьшает количество комплексов, в конце концов, сводя их к одному, который называет Патсай, или в другом произношении — Бассай — «штурмовать крепость». Комплекс с точно таким же названием (по-китайски — «чусай») до сих пор существует в одном из северных шаолиньских направлений, которое вместе с переселенцами пришло в провинцию Фуцзянь. Правда, со временем он заметно изменился, но, тем не менее, мы еще и сегодня можем встретить в нем движения, сходные с приемами ката Бассай.

К тому же, сам Мацумура далеко не всегда живет по китайской традиции и зачастую целиком оказывается захвачен местными боевыми обычаями, например, нередко участвует в поединках с быками на деревенских праздниках.

Пользуясь колоссальной популярностью на острове, Мацумура становится первым человеком, который создает на Окинаве собственную традицию боевых искусств, но эта традиция, тем не менее, плотно стоит на почве китайского ушу. Как удалось ему сделать это? Прежде всего, Мацумура открывает первую общедоступную школу тодэ, куда набирает местных жителей. Кстати, обратим внимание, что школа существовала абсолютно открыто, и в противоположность распространенному мнению, занятия боевыми искусствами в те времена никто не преследовал и школы никто не закрывал. Поэтому многочисленные рассказы о том, как окинавские мастера занимались по ночам, скрываясь от каких-то преследователей, кажутся малоправдоподобными. Это — скорее дань традиционной мифологии каратэ, и об этом мы поговорим позже.

Именно благодаря Мацумуре была воспитана целая плеяда учеников, которые и сумели создать характерный облик окинава-тэ. Среди его последователей мы, в частности, встречаем Итосу Анко (1832-1916) и Азато Анко (1827-1906) — будущих учителей Фунакоси Гитина, Кэнцу Ябу — отменного силача, валившего ударом кулака стену дома, Мацумуру Набэ — создателя направления Сe:ринрю и многих других.

Школа Мацумуры была по тем временам велика, в ней обучалось в разное время несколько десятков учеников, в том числе и дети весьма уважаемых граждан Окинавы. Не забудем, что и сам Мацумура принадлежал к тому клану, который главенствовал в местечке Сюри. Это в определенной степени помогло Мацумуре открыть двери в элитные и богатые дома, а те в свою очередь поддерживали его школу.

Создание Мацумурой школы, которая в обиходе стала называться Сюри-тэ, как бы прорвало плотину в сознании лидеров десятков мелких групп боевых искусств. Полноценными школами назвать их было трудно — зачастую они умирали уже во втором поклонении учеников, самоназвание не имели, хотя многие горделиво причисляли себя к Сюри-тэ, ссылаясь на то, что они тоже живут в Сюри.

Одновременно с этим недалеко от Сюри в деревне Томари (сегодня они слились в один город) возникает школа Томари-тэ у истоков которой стоял Мацумура Коруку (другое чтение — Косаку) (1829-1898). Фактически, в то время она представляла собой одну из десятка мелких групп, занимающихся китайским боевым искусством.

Обратим внимание — я здесь говорю не о разных стилях, а именно о разных школах, то есть о группах, руководимых разными мастерами и имеющих разную генеалогическую линию. А вот стиль у них мог быть один и тот же. Правда, в данном случае стиля еще как такового не сложилось — не было стабильного набора ката, характерных методов тренировки, четко кодифицированной техники. Например, Сюри-тэ и Томари-тэ на своем раннем этапе были столь похожи, что, пожалуй, никто кроме самих их патриархов не мог отличить их технику друг от друга. Кстати, оба Мацумуры были дружны, и Коруку (стиль Томари-тэ) считал Сокона (стиль Сюри-тэ) своим названным старшим братом.

Первые школы жили достаточно мирно, ибо никакой конкуренции друг другу не составляли, все различие между ними заключалось в том, что они находились в разных районах. Корнями они уходили практически в один и тот же региональный китайский стиль, а по некоторым версиям основатели Сюри-тэ и Томари-тэ в Китае учились даже в одной школе. Собственно этих людей нельзя в полной мере считать основателями школ — ведь они просто продолжили китайскую традицию на новом месте. Этот факт для нас весьма важен — ведь потом японская, а вслед за ней и вся западная историография будет назвать окинавцев родоначальниками стилей каратэ, «забыв» что они были лишь учениками китайских мастеров. Так формировалась особая мифологема о чисто японском методе боя и духовного воспитания — каратэ.